— А зачем им два батальона? — отозвался Антон Таранец. — Судя по всему, там целый укрепрайон. Пока держат нас на расстоянии, а когда людей и техники побольше соберется, шарахнут из всех стволов. Наверняка у них и 150-миллиметровки имеются.
— Тяжелую технику они за Днепр не потащат, — согласился Колобов. — Для них люди ценнее. А стволов и снарядов хватает.
— Товарищ майор, — тихо проговорил лейтенант разведки. — Мы вначале только противотанковые пушки засекли. Но я был уверен, там что-то еще есть. «Фердинанды» хорошо замаскировали. Мы их увидели, когда они стволы разворачивать стали. Дали красные ракеты…
— Тише! — перебил его Колобов.
Мы отчетливо услышали километрах в трех впереди и справа орудийные выстрелы. Наверняка наступал батальон Каретникова. Впрочем, какой там батальон! У него оставалось всего шесть танков, а в усиление ему дали четыре легкие самоходки СУ-76. Из-за открытого верха их иногда называли «брезентовый фердинанд». Со слабым карбюраторным двигателем и тонкой броней эти самоходки легко становились добычей артиллерии. Но, имея в неподвижных рубках сравнительно сильные противотанковые пушки, СУ-76 неплохо уничтожали цели.
Если Каретников повторит лихую атаку, как под станцией Штеповка, остатки его батальона раздолбают за несколько минут. Радист, с трудом поймавший сигналы радиостанции Каретникова, позвал Колобова:
— Товарищ майор, идите быстрее, волна неустойчивая. Комбат Каретников вас срочно вызывает.
— Сначала разведка, теперь связь хреновая, — бурчал Колобов, принимая из люка телефонную трубку.
— Холмы, высота, — оправдывался радист.
— Цыц ты! Каретников? Слушаю…
Мы курили, пытаясь понять из коротких вопросов Колобова, что происходит на фланге. Кажется, майор Каретников на рожон не полез. Колобов приказал ему:
— Оставайся на месте. Танки рассредоточить. Быть готовым к атаке. — Сунул трубку радисту, весело попросил закурить и объявил: — Каретников с высоты уже Днепр видит. Километры остались. Вот фрицы за них и цепляются.
Пока курили, сообщил нам, что третий батальон наткнулся на сильный огонь, потерял один танк и отступил. Ведет огонь по немецким саперам, которые пытаются минировать подходы.
— Минируют на ходу, гады. А к переправе сплошные колонны и толпы идут. Переправу наши бомбят, если прорвемся, загоним не меньше дивизии в Днепр. — Прозвучало легковесно, с оттенком самодовольства, и опытный командир Колобов сменил тон: — Таранец, выдели машину, поставь в километре пост из числа десантников. Грузовики с пехотой пусть останавливаются, где низина и кусты. Будут подходить тяжелые гаубицы — разворачивать и готовить к стрельбе.
Он отыскал глазами замполита нашего батальона и приказал:
— Возглавишь пост. Маскировка и прочее. Двигай. Где командир батареи СУ-122?
— Здесь, — вытянулся старший лейтенант.
— Опять прятаться будешь или повоюете?
— Мы не прячемся. Воюем, как положено.
— Тогда слушай. Фрицы нас пока не тревожат. Для них большое дело лишний час выгадать. За час они полк на тот берег переправят. А за три — целую дивизию. Только нам это невыгодно. Те, кто прорвутся, будут с крутого берега наши переправы топить. Двигай на соединение с батальоном Каретникова и бей своими осколочными снарядами по колоннам. Калибр у тебя подходящий, чтобы шорох навести. Пойдешь в обход. Разведчиков я тебе дам. Лейтенант, объяснишь дорогу?
— Так точно, — козырнул командир разведвзвода с перевязанной рукой и засохшей кровью на щеке.
— Давайте, самоходы. Не теряйте времени. — Потом повернулся к Таранцу: — Сколько в батальоне танков?
— Одиннадцать, считая три из пополнения.
— Чем тебе пополнение не нравится?
— Экипажи необученные.
— Сейчас это не важно. Еще три танка я тебе из своего батальона выделю. Обходи хутор, как его там на карте кличут?
— Мариновский, — подсказал начальник штаба.
— Вот, Мариновский. Хорошее название. Десант у тебя есть. Возьмешь дополнительно пехотную роту на грузовиках и минометы. Позже подошлю еще людей. Ударишь с левого фланга, когда «сушки» по отступающим к Днепру огонь вести будут. Немцы все возможное сделают, чтобы им глотки заткнуть. Поэтому времени у тебя много не будет. Волков!
— Здесь! — Я сделал шаг вперед и козырнул.
— Прикалывай на погоны третью звезду. Комбриг еще вчера приказ отдал. Штабных бумаг ждать не будем. Фогель, тебя поздравляю с лейтенантом!
— Служу трудовому народу! — по уставу ответил мой взводный.
— Живее цепляйте звезды, и вперед! Передай по рации своему взводному, который вперед вырвался, пусть начинает вести беспокоящий огонь по траншеям. Я подошлю к нему еще пару машин.
С запасных гимнастерок ребята сняли звезды и торопливо нацепили нам с Фогелем на погоны. Все на бегу. И медаль я получал так же, второпях, когда собирались в Челябинск. Пустяк, а приятно.
Танковые бои во время наступления на Днепр часто напоминали друг друга. Если не удавалось с ходу прорвать оборону, начинали обход и вступали в бой с флангов. Впрочем, к тому времени, когда наши гремящие машины выходили во фланг, немцы уже были, как правило, готовы к отражению атаки. Разве что укрепления оказывались послабее и орудия били из неглубоких капониров, давая возможность драться на равных.
Нам не зря прикололи звездочки на погоны. Была бы возможность, Колобов привинтил бы и ордена на грудь. Он не скрывал, что посылает на верное уничтожение батарею СУ-122. Правда, самоходчики уже ушли и не слышали правды, о которой, может, и сами догадывались. Требовались пушки помощнее, чтобы рассеять отступающие немецкие колонны тяжелыми снарядами и заставить зашевелиться укрепленный муравейник вокруг хутора Мариновский. Мы не знали, сколько там техники, орудий и войск, но понимали хорошо одну вещь. Фрицы прижаты к Днепру, заслон получил приказ сдерживать наши войска, сколько возможно. Тех, кто прикрывает отступающие колонны, не ждут на переправе. Их задача — драться до последнего. Дать возможность перебраться на правый берег как можно большему количеству своих солдат и офицеров.
Это будет драка насмерть. Наверняка с одной из эсэсовских частей. Если немцы пожалеют проливать слишком много арийской крови, нас встретят также венгры с их модернизированными танками «туран» и шестидюймовыми мортирами на деревянных колесах, с огромными квадратными щитами. Заградительный огонь таких мортир, посылающих трехпудовые снаряды почти отвесно, поднимает целую стену взрывов, перемалывающих все живое. Но, скорее всего, ударят 88-миллиметровки с их убойной точностью. Не зря нам сразу повесили по звездочке. Мы бы воевали и со старыми званиями, но Колобов наградил нас заранее, чем мог. Возможно, после этого боя награждать будет некого.
В голову лезли дурацкие мысли. О том, что вчера надел чистую рубашку, побрился. И что Федотыч ушел в себя, не реагируя на шутки. Лене Кибалке сегодня рано утром перед маршем помахал рукой земляк и крикнул: «До встречи!» Земляк сгорел спустя два часа вместе с танком. Леня, морща лоб, сопел, а потом привязался к Федотычу, не является ли это дурной приметой.
— Может, земеля меня на тот свет за собой звал? — допытывался заряжающий.
Старшина выругался и мрачно заметил, что мы все уже одной ногой на том свете. Когда влезли в эти железные гробы. У нас имелся спирт и трофейное вино. Костя Студент оторвался от своей рации и простодушно предложил выпить винца. Для настроения. Это же не спирт. Федотыч и Леня, словно ждали, куда деть накопившуюся злость. Оба принялись дружно материть стрелка-радиста:
— Ты хоть понимаешь, куда мы идем, пиндюк недоделанный? Там трезвыми дай бог выжить, а ты глаза залить перед боем предлагаешь!
Кричали они громко и визгливо, даже затронули с какого-то конца мои звездочки, которые нацепили мне вроде как смертнику. Я приказал обоим заткнуться. Танк шел по степной дороге, мимо спиленных телеграфных столбов. Фрицы пустили их на блиндажи. В открытый люк сунул голову младший лейтенант, командир десантного взвода, и попросил угостить спиртом.
— Тебе одному или всем? — уточнил я.
— Всем. На девять душ. Пол-литра, если можно.
— Леня, подай флягу.
— Там полтора литра. Выхлебают. Знаю я их. Нам не достанется.
— Да вы себя уже похоронили, — засмеялся я. — Давай, не жмись. Десант в бою не подкачает. Особенно если выпьют.
— Надо бы им отлить, — озабоченно вмешался Федотыч, самый большой любитель выпить в экипаже. — Точно, все выхлебают, а нам на донышке оставят.
Но переливать на тряской дороге не получилось. Спирт выплескивался, распространяя едкий медицинский запах. Я сунул младшему лейтенанту трехлитровую флягу.
— Хлебайте. Только по семьдесят граммов. Остальное — после боя.
